В своей драме “Человек на все времена” драматург Роберт Болт представляет нам Томаса Мора, – человека, который чрезвычайно любил жизнь во всем ее многообразии и красоте, но, “будучи искушаем изменить своим взглядам, оказался неподатливее скалы”. В своем предисловии Болт определяет страшную болезнь нашего поколения, из-за которой всё больше людей предпочитают поступать по линии целесообразности и всё меньше и меньше сообразуют свои действия с принципами и убеждениями. Воспользовавшись той же метафорой, что красной нитью проходит через всю пьесу – червь рационализма поразил всю нашу жизнь, – которая целиком подчинена нашему “Я”, а мы сами беспомощно скользим по мутным водам бытия. Очень важно, что такой рационалист и гуманист как Болт, использовал для своего героя идею человека глубоких религиозных убеждений, набожности и несокрушимой убежденности.

Мор был католик, а его герои – нет. Они, по большей части, настолько глубоко были уверены в идентичности понятий “римская церковь” и апокалиптическая “блудница в пурпуре”, насколько сам Мор был убежден в том, что они – еретики высшей пробы. И всё же, между ними было больше общего, несмотря на всю непримиримость их верований и несходства в образе жизни, чем между ними обоими с одной стороны и нашим поколением – с другой.

В этой книге упоминалось, как целая область оказалась на грани вымирания вследствие того, что ее население предпочитало смерть и изгнание предательству своих убеждений, а римская церковь поддержала указ о разрешении многоженства – для восстановления популяции. Нам, рационалистам и конформистам, это кажется сумасшествием. “Эти люди, должно быть, религиозные маньяки, глупцы и мазохисты, желающие любви с мучениями”.

Но факты свидетельствуют об обратном. Правда то, что большинство их, возможно, было деклассированно страшными экономическими потрясениями, но такое же большинство их было людьми, любившими жизнь и имевшими вкус к ней, – людьми, облагороженными богатой духовностью, царящей в их братстве. Многие из них считались лучшими людьми их поколения, если принимать за самые цельные черты характера такие, как милосердие, доброта, терпение, способность сопереживать и сочувствовать. В век, когда религия порождала столько жестокостей и грязи, сколько теперь числится за политикой, и среди друзей и среди врагов находились люди, осмеливавшиеся чем-то выделяться – не из упрямой гордости или тщеславного самообмана, а во славу кротости и мягкости Христовой. Они поддерживали огонь в светильнике для своей эпохи.

“Вы – соль земли”. Иисус из Назарета собрал апостольскую группу для свидетельствования ему и его ошеломляющему учению. Им надлежало идти по всему свету. Не с одной только надеждой, чтобы обратить мир, но с целью создать искупительное общество, которое действовало бы, как спасительная сила соли, предохраняющая от разложения. В притчах, метафорах и аллегориях Евангелия отражают учение Господа как воплощающее единый элемент бытия и нашего “Я” в мире сомнений, перемен и быстротечности. Это было подобно строительству на скале; этим мы приглашены войти на свадебный пир, светлый и веселый, оставив тьму за порогом. Свидетельствовать этому – всё равно, что нести светильники, сияющие божественным светом, это были вечный хлеб и живая вода. В жутком мраке штормовой ночи человеческие средства навигации оказались бессильны, и ничто не могло спасти лодку от потопления. Они были не в состоянии различить этические нормы, над ними довлел страх сомнений и опасности. И только голос Господа успокоил бурю в их душах.

Говорят, что был век золотой, век веры и век расчетливости. Теперь, скорее всего, мы живем в век неопределенности, что довольно странно, если учесть, что нам известно о том, что было раньше. Но мы до сих пор не знаем, чем выкупить свои души. “Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить?” (Лука 9:24). Теперь это достаточно верно, но что будет в день расплаты, если наше “Я” принесет себя в жертву Молоху расчетливости, что останется достойного вечности?

“Вы – соль земли”. Многие герои этой книги, по большей части безвестные теперь, изо всех сил старались придать своему веку вкус искренности, милосердия и веры, и они остались памятниками на своем подвиге. Многие писали со страстностью искушенной убежденности, а не с холодной академичностью богословов, – с любовью, переливающей через край сосуда, бесконечно более драгоценного, чем всё, что только в состоянии предложить наш мир.

От этих героев мы можем многому научиться.

Вернуться к содержанию

Следующая глава…